Есть у каждого из нас в жизни, людях, искусстве и занятиях интуитивные, глубинно стойкие пристрастия. Одно из таких моих пристрастий – читать и перечитывать Ивана Бунина.

Яркий художник русского слова, Бунин широк и многогранен – певец природы и любви, мыслитель, знаток внутреннего мира личности и социальных реалий. Бунин то эпичен и реалистичен, то восторженно романтичен, то удивляет пафосом, то предстаёт скептическим фаталистом и трагиком.

Одна из блистательных особенностей его творчества – мастерство литературного портрета.

Современный человек не может похвастаться вниманием к окружающим. В суете жизненной гонки мы не замечаем у других оттенков печали или радости во взгляде, румянца волнения или внезапной бледности, сцепленных рук, поникшей или напряжённой позы. Мы бегло, не зацепившись, озираем толпу; людские фигуры и лица для нас подобны мелькающим кадрам видеоклипа. Мы почти разучились смотреть друг другу в глаза. Мастера прошлого умели видеть людей и облекать увиденное в слово.

Николай Заболоцкий называл это – «души изменчивой приметы переносить на полотно».

Иван Бунин обладал особым талантом передавать тончайшие нюансы души и внешности людей – создавать портрет героя.

Иначе как волшебником зрительного образа Бунина не назовёшь – так мастерски он описывал наружность героя. Обладая от природы необыкновенной чувствительностью – отменным зрением, осязанием и слухом, Бунин делал записи-зарисовки увиденного, услышанного, выхваченного из обыденной жизни. О, это каждый раз было открытие! Это было наслаждение – от яркого и осознанного впечатления, от найденного для него слова: "Меня все ранило – чуть не всякое мимолетное впечатление – и, ранив, мгновенно рождало порыв не дать ему, этому впечатлению, пропасть даром, исчезнуть бесследно".

Вот одно из таких его открытий: "Низко, с притворным смирением, клонил передо мной густую седую голову нищий, приготовив ковшиком ладонь, когда же ловил и зажимал пятак, взглядывал и вдруг поражал: жидко-бирюзовые глаза застарелого пьяницы и огромный клубничный нос – тройной, состоящий из трех крупных, бугристых и пористых клубник… Ах, как мучительно-радостно: тройной клубничный нос! "

Вот портретные характеристики героев бунинского рассказа "Темные аллеи":

"... крепкий мужик в туго подпоясанном армяке, серьезный и темноликий, с редкой смоляной бородой, похожий на старинного разбойника",

"... стройный старик-военный в большом картузе и в николаевской серой шинели с бобровым стоячим воротником, еще чернобровый, но с белыми усами, которые соединялись с такими же бакенбардами; подбородок у него был пробрит, и вся наружность имела то сходство с Александром II, которое столь распространено было среди военных в пору его царствования; взгляд был тоже вопрошающий, строгий и вместе с тем усталый... с усталым видом провел бледной худой рукой по голове – седые волосы его с начесами на висках к углам глаз слегка курчавились, красивое удлиненное лицо с темными глазами хранило кое-где мелкие следы оспы",

"... темноволосая, тоже чернобровая и тоже еще красивая не по возрасту женщина, похожая на пожилую цыганку, с темным пушком на верхней губе и вдоль щек, легкая на ходу, но полная, с большими грудями под красной кофточкой, с треугольным, как у гусыни, животом под черной шерстяной юбкой".

Как ярко видишь живых людей – благодаря филигранной точности бунинских эпитетов, ассоциаций, сравнений!

А вот героиня рассказа "Чистый понедельник":

"У нее красота была какая-то индийская, персидская: смугло-янтарное лицо, великолепные и несколько зловещие в своей густой черноте волосы, мягко блестящие, как черный соболий мех, брови, черные, как бархатный уголь, глаза; пленительный бархатисто-пунцовыми губами рот оттенен был темным пушком; выезжая, она чаще всего надевала гранатовое бархатное платье и такие же туфли с золотыми застежками... она была чаще всего молчалива: все что-то думала, все как будто во что-то мысленно вникала; лежа на диване с книгой в руках, часто опускала ее и вопросительно глядела перед собой".

Необыкновенно интригующее противоречие безусловной красоты и мысленной неустроенности – так по-русски разрешившееся в финале рассказа!

Целую гамму ощущений вызывает портрет Руси из одноименного рассказа:

"... была живописна, даже иконописна. Длинная черная коса на спине, смуглое лицо с маленькими темными родинками, узкий правильный нос, черные глаза, черные брови... Волосы сухие и жесткие, слегка курчавились. Все это, при желтом сарафане и белых кисейных рукавах сорочки, выделялось очень красиво. Лодыжки и начало ступни в чуньках — все сухое, с выступающими под тонкой смуглой кожей костями. На теле у нее тоже было много маленьких темных родинок — эта особенность была прелестна. Оттого, что она ходила в мягкой обуви, без каблуков, все тело ее волновалось под желтым сарафаном".

Часто мастеру достаточно меткой фразы, чтобы персонаж ожил на странице:

"... грязный, с круглой, густо заросшей свинцовым ежом головой мальчишка",

"... девочку в синем платье, похожую на черного барана",

"Желтоватый загар ровно покрывал тонкую... кожу ее широкоскулого лица, грубоватого, но почти красивого своей прямотой и строгой живостью глаз — не то агатовых, не то янтарно-серых, менявшихся, как у кошки",

"Галстучек высоко вылез сзади на грязный бумажный воротничок, жилет донельзя запакощенный, на плечах кургузого пиджачка – перхоть, сальные жидкие волосы всклокочены",

"Шинель внакидку, картуз на затылок. Широкий, коротконогий".

Бунин не только мастерски описывал внешность, но и все то в облике человека, что сформировано средой, культурной традицией, индивидуальностью:

"Рыжий, в пальто с каракулевым круглым воротником, с рыжими кудрявыми бровями, с свежевыбритым лицом в пудре и с золотыми пломбами во рту, однообразно, точно читая, говорит о несправедливостях старого режима",

"... старик с бледными вздутыми щеками и седой бородой клином, которую он, подойдя, любопытно всунул в толпу".

Бунинский портрет – не полотно бесстрастного наблюдателя – это зеркало социальных противоречий времени, симпатий и антипатий писателя.

"Подошел высокий синеглазый рабочий и еще два солдата с подсолнухами в кулаках. Солдаты оба коротконоги, жуют и смотрят недоверчиво и мрачно. На лице рабочего играет злая и веселая улыбка, пренебрежение, стал возле толпы боком, делая вид, что он приостановился только на минуту, для забавы: мол, заранее знаю, что все говорят чепуху",

" мужик, тупо слушает, тупо глядит, странно, мертво, идиотски улыбается. На коричневое лицо нависли грязные лохмотья белой маньчжурки. Глаза белые... стоит великан военный в великолепной серой шинели, туго перетянутой хорошим ремнем, в серой круглой военной шапке, как носил Александр Третий. Весь крупен, породист, блестящая коричневая борода лопатой, в руке в перчатке держит Евангелие".

При всей моей любви к творчеству И.С.Тургенева – на мой взгляд, он уступает Бунину в мастерстве портрета. Сравниваю с описаниями Бунина, к примеру, портрет Лизы Калитиной из "Дворянского гнезда":

"... стройная, высокая черноволосая девушка лет девятнадцати... чистый, несколько строгий профиль... закинутые за уши волосы, нежные щеки, которые загорели у ней, как у ребенка... " Красиво, нежно, чисто – а вот по личному ощущению, нет бунинской живости и точной яркости. Сколько раз не читала, представить воочию Лизу не могла.

Откуда эта выразительность и живость бунинских портретов? Думаю, тут проявляются не только особенности чувственно-эмоциональной сферы писателя. А ещё и его уникальное, тонкое до щепетильности свободолюбие – невозможность находиться в состоянии несвободы – как внешней, так и внутренней. В своей нобелевской речи Бунин это подчеркнул: «…Свобода мысли и совести… Для писателя эта свобода необходима особенно, – она для него догмат, аксиома».

Вызревшая на необъятных русских просторах, в атмосфере «независимого творческого созерцания» и близости народного понимания сути и правды жизни, неспособность творца и личности не только прогнуться перед тем, что не принимает душа, но даже терпеть его – вызвала решение отправиться в мучительную для русского писателя эмиграцию.

Внутренняя свобода творца была волшебной кистью этого, по меткому выражению И.А.Ильина, «художника чувственного естества». Ею писал Бунин свои образы. Живые в истинности изображения, несущие на себе оттенки бунинского восприятия, персонажи сходят со страниц творений писателя – живут среди нас свидетельством внимательного и чуткого отношения к красочной уникальности человеческой личности.